Александр Пересвет - Русские – не славяне?
А во времена того полумифического Рюрика — почти ничего. В лучшем случае археологи говорят о некоем скандинавском «флере». Да о следах пребывания неких вооруженных скандинавов на Рюриковом городище, на острове близ Новгорода.
И все это — плюс, конечно, та самая обида за появление вместо собственных великих предков неизвестных скандинавских наемников — дает простор для второй, той самой антинорманнской теории. Точнее, множеству антинорманнских гипотез и теорий. Их слишком много, чтобы все перечислять, потому сведем все к некоей общей канве. С вариациями.
Вариация первая: Рюрика не было. Точнее, были разные скандинавские Рюрики. Но у себя. А к нам если и прибывали, то действительно как наемный воинский контингент. По заказу вождей славянских племенных союзов. И служили по договору с ними. А потом то ли обманом власть захватили, то ли по службе поднялись… Поэтому и появились у нас все эти —
— от рода рускаго — Карлы, Инегелдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидуль, Фостъ, Стемиръ, иже послани от Олга, великаго князя рускаго…
С наличием которых не поспоришь, ибо зафиксированы они в договоре с Византией.
Получается опять: русины (или русинги) есть, а кто и откуда — непонятно.
И поскольку наличие скандинавов в собственной родословной все равно для многих оказывается обидным, то появляется вторая вариация: наемники были не норманнскими. Варяжскими-то они были, но — варягами славянскими. Только не из местных племен, а с запада, от прибалтийских славян. От ободритов, к примеру. И город там был Ререг. По-славянски «сокол». Мог так князь зваться? Мог. Вот вам и Рюрик. И был этот Рюрик не просто славянином, а родственником новгородского старейшины Гостомысла.
Сторонники этой версии опираются на приведенные выдающимся русским историком XVIII века В. Н. Татищевым отрывки не дошедший до нас новгородской Иоакимовской летописи. Там события описываются примерно так.
Варяги захватывают Великий град и возлагают тяжкую дань на словен, русь и чудь. Словене шлют к князю Буривою и просят дать им на княжение сына Гостомысла. Гостомысл изгоняет варягов, строит на море в честь старшего сына град Выбор, заключает с варягами мир. Войны и болезни уносят в могилу четырех сыновей Гостомысла, и тот на старости лет, боясь пресечения рода, обращается к волхвам в Земиголу (Земгалию). Наконец, ему снится сон, согласно которому от средней его дочери Умилы произойдет новый княжеский род. В итоге Умила вышла замуж за ободритского князя Годлава, а потом ее сын Рюрик и был призван править Новгородом.
И все было бы замечательно, если бы та летопись сохранилась. А поскольку ее нет, многие историки боятся доверять всего лишь автору обзора, пересказавшему некоторые древние сюжеты.
Однако даже доверяя Татищеву (многие его пересказы соотносятся с другими новгородскими летописями), необходимо отметить, что и в самом лучшем случае приводил он не достоверные (хотя бы относительно) сведения, а — легенды. Так сказать, «народную историю», подтверждения которой нет в каких-либо подлинно достоверных источниках.
Но главное — объективная археология говорит нам, что никакого Новгорода во времена призвания Рюрика еще не было. Самый именитый исследователь этого города, академик В. Л. Янин, говорит о главной трудности в понимании происхождения города —
— видимом противоречии между показаниями письменных источников и состоянием археологических материалов по самому раннему периоду в истории Новгорода.
Понятно, откуда берется это противоречие:
В летописях Новгород упоминается впервые под 859 г., —
— а именно:
И прия Рюрикъ власть всю одинъ, и пришед къ Ильмерю, и сруби город надъ Волховом, и прозваша и́ Новъгород, и сѣдѣ ту, княжа…
Но! —
— …953 м годом датируется самая древняя из построек, исследованная археологами.
Конечно, возможно, какая-то более древняя постройка еще будет обнаружена — сегодня говорится уже о датировке находок 930 ми годами. Но статистику не обманешь: если бы Новгород был древнее хотя бы на век, то за 70 лет скрупулезных археологических изысканий что-нибудь из соответствующих древностей уже обнаружилось бы.
Более того, даже и в эти годы, согласно тем же источникам, Новгород не представлял собою единого поселения вообще. На его месте были —
— три изначальных поселка, политическое объединение которых на определенном этапе сменилось их физическим слиянием.
Это те самые три позднейших городских конца — Славенский, Неревский и Людин. Более того, сами эти концы-поселки представляли собою —
— совокупности отдельных поселков и усадеб — то, что называлось концом в Новгородской земле еще в XV в.: группа нескольких деревень, объединенных в административное целое.
Например, раскопками обнаружено, что Неревской конец образовался из —
— двух первоначальных поселков, которые лишь по мере своего расширения слились со временем в одну улицу. До этого их разделял пустырь, постепенно застроенный с обеих сторон. [395]
В общем, не было города, которым якобы так долго управляли предки Гостомысла и куда мог быть вызван его внук-ободрит.
Может, были другие города, годные на звание Великого? Нет, и тут остается только с сожалением пожать плечами. В древности в Новгородской земле хоть какими-то городами можно было назвать лишь Ладогу и Старую Руссу. При известном великодушии сюда же можно отнести крепость около урочища Любша и Рюриково городище. Но Старая Русса сильно моложе Новгорода (первое упоминание о ней в летописях относится к 1167 году). Рюриково городище, судя по результатам раскопок, — не более чем торгово-перевалочный пункт. А самый древний и самый «великий» из всех — Ладога — и в X веке был городком площадью всего в 6–8 га. По оптимистичным оценкам. По пессимистичным — площадь города не превышала 2–4 га.
Но и без этого Ладогу, как и Любшу, к указанной легенде пристегнуть сложно. Во-первых, возникла она —
— в балто-финской и саамской среде.
А во-вторых, благодаря хорошо сохранившимся остаткам деревьев хронология Ладоги ясна едва ли не с точностью до года. Дата ее основания — 750 е годы. Археологи иной раз даже уточняют — 753 й. Дендрохронология позволяет.
При этом культурный облик первопоселенцев Ладоги характерен следующими вещами:
Овальная скорлупообразная фибула, языковидное кресало, колесовидные бляшки, фрагмент железной гривны из перевитого дрота, фризские костяные гребни, бронзовое навершие с изображением Одина, наконец, т. н. «клад» инструментов.
Все это —
— находит аналогии в североевропейском круге древностей.
Иными словами, Ладогу на землях финских племен основали… скандинавы!
Славяне же здесь появляются лишь два десятилетия спустя. И весьма драматичным образом:
Смена построек I яруса постройками II яруса связана с появлением в нижнем течении Волхова новой группы населения. Изменение домостроительных традиций и планиграфии застройки, прекращение работы кузнечно-ювелирной мастерской, выпадение и не изъятие «клада» инструментов подчеркивают отсутствие преемственности в жизни поселения на этом этапе. По всей вероятности, не позднее рубежа 760–770 х гг. скандинавская колония прекратила существование в связи с продвижением в Нижнее Поволховье носителей культурных традиций лесной зоны Восточной Европы.
Но даже если предположить, что ту, скандинавскую, Ладогу сожгли персонажи татищевско-иоакимовской легенды, а потом стали там жить, то мешают два обстоятельства.
Первое — выпадают вот эти археологические эпизоды:
…на рубеже 830–840 х гг. Ладога была захвачена группой норманнов. Вряд ли стоит сомневаться, что они заняли в ней доминирующее положение. <…> Появление в Ладоге около 840 г. новой группы норманнов подтверждается находками деревянной палочки с рунической надписью, подвески «молот Тора», игральных шашек, особой концентрацией в ярусе деревянных игрушечных мечей, копирующих форму боевых каролингских клинков.
…
В середине 860 х гг. (около 865 г.) поселение очередной раз подвергается полному разгрому. Кроме мощного слоя пожара, драматичность этого события подчеркивают обгоревшие останки женщины и ребенка… Плотность застройки на площадке Земляного городища на уровне VI (около 865–890 е гг.) и VII (890 е — 920 е гг.) ярусов заметно ниже, чем в предшествующие десятилетия IX в. <…> С этого момента можно говорить о сходстве его топографии с североевропейскими виками и т. н. «открытыми торгово-ремесленными поселениями» Восточной Европы. [199]
